Original:
Wladimir Kaminer – Dostojewski
Übersetzung:
Владимир Каминер „Достоевский“
Уже две недели как мы завели вторую кошку в нашей семье. Её зовут Фёдор Достоевский, в честь великого русского писателя. Этот кот производит странное впечатление. Фёдор умен, темпераментен, иногда утомителен, но, в любом случае, не мил. Мы присматриваемся друг к дружке. Моя жена говорит, что Фёдор холерик, а я думаю, что Фёдор сумасшедший. Он может, как улитка, удерживаться на обоях, вскарабкиваться по стене и некоторое время висеть под потолком. Потом, как метеорит, резко влево по стене вниз, чтобы за шкафом врезаться головой в пол – баццц! С Фёдором постоянно что-то происходит.
Точно так я себе всегда и представлял великого писателя Достоевского. В каждом театре, в котором мне до сих пор доводилось работать, ставили его произведения, и каждый раз при работе над постановками обязательно что-то происходило. Никогда не забуду „Преступление и наказание“ Московского центрального молодежного театра в 1985 году. Со своей национальной программой к нам в театр приезжал на двухнедельные гастроли театральный коллектив из Бурятии. Они обкуривались как ненормальные и одаривали всех наших артистов бурятской травкой. Ввиду сложившихся в то время проблем с алкоголем все деятели культуры были в поисках альтернативных способов одурманивания, чтобы соответствовать требованиям тяжелой театральной работы. Бурятские дарования явились как по зову судьбы. Через две недели гастроли завершились, а театр продолжал смолить во все трубы.
Затем, в этом же году мы должны были осчастливить молодую публику „Преступлением и наказанием“ Достоевского. В постановке молодой студент Раскольников убивает старую женщину и забирает её деньги, так как старуха, по его мнению, никчемное существо, которое в бабках абсолютно не нуждается. Кроме этого, Раскольников хочет испытать себя – кто он? Мужик или жалкая мышь? Он расправляется со старухой одним ударом, но его переигрывает пристав следственных дел Порфирий, который своим псевдо-филосовско-христианским разглагольство-ванием доводит его до того, что он сам на себя заявляет.
Это была наша первая постановка после бурятского танца. Раскольников, Порфирий и я, как молодой драматург, встретились перед началом представления на световой рампе для рутинного обсуждения. Раскольников закручивал толстый косяк и рассказывал, что он слышал, что бурятская травка намного вкуснее, если её замачивать в тормозной жидкости. Я засомневался и посоветовал ему отказаться от этого эксперимента.
„Лучшее – это враг хорошего“, – так говорил ещё председатель Мао, аргументировал я.
„Мне наплевать, что говорил Мао, что мог он знать о бурятской травке“, – ответил высокомерно Раскольников.
Представление началось. Сначала всё шло хорошо: старушка мертва, деньги найдены, знаменитый монолог о том, мужик он или мышь, и о том, действовал бы Наполеон на его месте так же, если бы ему для будущего Франции срочно понадобились бабки. Первые сложности возникли, когда Порфирий, курнувший того же косяка что и Раскольников, вышел на сцену. Оба смотрели друг другу в глаза.
„Какой же вы пророк?“ – нашептывал Раскольникову слова текста суфлер.
Раскольников, крепко держась за стул, мелко цедил: „Какой вы…? Какой вы…?“
„А кто вы?“ – мелко процедил Порфирий в ответ.
„Я Раскольников“, – сказал Раскольников. „А кто вы?“
„Я?“ – спросил Порфирий в ответ, также крепко держась за свою табуретку.
„Пророк!“ – попробовал суфлер вывести их обоих из тупика, но они полностью увязли в своем диалоге. Раскольников несколько раз делал движение рукой, как будто бы хотел изловить невидимую муху, летающую вокруг него.
„Закрыть театр, нас всех тошнит“, – прокричал кто-то из зала.
„Верните деньги!“ – кричал ещё кто-то.
Но этим двум было абсолютно всё равно.
„Вы – это Вы! А я – это я“, – доносилось со сцены.
Это была самая короткая постановка по Достоевскому в моей жизни: через двадцать пять минут всё закончилось. С тех пор я знаю как опасны эти „классические вещи“.
Übersetzt von Ludmilla Weimer
Betreuung und Korrektur der Übersetzung: Maria Mamaeva, M.A. (Link
auf die Institutsseite)